Линии игры (вместо отчёта)

[27noyabry]

Линия погрома. Мы ещё только приступили к учёбе, когда из кабака донеслись слова "еврейский погром". Надо быть евреем, чтобы воспринять весь ужас, заключённый в этих словах. Весь ужас беззащитности. Инаковости.
Не знаю, что именно я должна была сделать (конкретно), но на этих словах закончились все миссии и планы. Говорить с людьми о чём-то, кроме нашего спасения, было несносным. Сидеть и слушать "религия делает людей людьми" под крики их кабака "еврейский погром - богоугодное дело" - нереально.
Я носила в рукаве нож, и понимала, что он не даст даже возможности самой уйти, если понадобится (ножом только лёгкие раны).
Я говорила с людьми, и не увидела в них озлобленности.
Я боялась.
Я не верила желанию помочь - не видела в словах предательству, а просто не считала, что помощь придёт вовремя, что люди не понимают, насколько близко смерть и хаос.
Благодарна христианам с теологии, которые говорили со мной. отдельно - Эмилии за слова "наше дело" (в контексте - спасения, предотвращения бойни).

...

Всю дорогу смущал архиепископ, в личной беседе не играющий такого фанатика, как публично. Это сбивало с толку. после игры он с интересом узнал, что его подозревали в желании получить еврейское золото. Признал, что всё к тому вело - публичные угрозы, готовность вести диалог наедине.
Клялся, что даже не думал о деньгах.
А зря.
Мы ещё его совратить подумывали, а также отравить. В общем, на недостаток интереса к своей персоне ему грех жаловаться.
Говорил, что зря я на него с ножом не кинулась (как хотелось переодически). Ага, на человека в кольчуге, нашёл дуру.
Про мышь вообще молчу.
Проповедь христианства на второй день (также в личной беседе) - произвела впечатление, скорее, правда, эмоциональное, а не логическое. Подумалось - наверное, в их вере что-то такое есть, раз они говорят о ней с таким жаром и так охотно предлагают.

Линия жениха. Аласар, мой жених, в христианстве взявший имя Алехандро, был одержим демоном. Демон говорил со мной дважды. Один раз, когда я думала, что говорю с Алехандро, он спросил меня - «неужели ты так хотела замуж?» - и я внезапно поняла, что нет, замуж в 16 лет, не учиться, не приехать в Толедо и не увидеть мира - это похоронить себя заживо. И поняла, что всё, что делается, всё к лучшему (что сломало квест по возвращению в иудаизм выкрестов). Потом, позже, я узнала, что это был демон, и что он совратил меня с выбранного пути, который я считала путём Бога.
С самим Алехандро, или, как я снова стала его звать - Аласаром, я общалась больше на фоне желания подмазаться к лицу, гипотетически неравнодушному к иудеям (которым грозил, напомню, погром), и близкому к королю. Потом, увидев, сколько внимания он уделяет обезумевшей сестре, я стала помогать ему, сама не зная, зачем - не то желая втереться в доверие, не то желая помочь дочери своего народа. последнее желание возобладало, а первое превратилось в доверие к Аласару.
Второй раз я говорила с демоном уже зная, что Аласар одержим. В это мне не хотелось верить, но внезапно тот, кого я считала Аласаром, спросил, не хочу ли я продать свою душу, и я увидела, как со знакомого лица на меня смотрит демон. Он был сказочно прекрасен, этот демон (и за него одного можно было бы продать душу), но он ничего не мог мне предложить (по его слвоам, просто устал, замаявшись за день помогать Аласару...).
Я напомнила, что тот, кто губит человеческую душу, губит целый мир, и потребовала весь мир в качестве уплаты, а демон сказал, что мир у меня и так есть, его дал мне Господь, на чём торг и прекратился.
На следующий день в том же кресле сидел архиепископ и пытался добыть мою душу для христианства, что меня позабавило.
К моему глубокому сожалению, демона изгнали из Аласара с самого утра (нет, чтобы подождать до практикума по демонологии!) и продолжить торг с отдохнувшим демоном не сложилось.


Линия любви. Личной (плотской?) любви у меня не было ни к кому, как не было и большой дружбы.
Была любовь к своему народу (я точно знала, что не брошусь в убежище одна, пока не смогу доставить туда же всех своих братьев и сестёр).
Тема любви к ближнему и, как настаивали христиане, и ко врагу, всё время звучала на игре, но не находила отклика в моём сердце (особенно та часть, которая про врага).
Тем не менее, когда качающаяся от усталости и экстаза Эсталла просила собрать всех и уговорить поверить в любовь и придумать "что-нибудь", я, хоть и шарахалась от слепого фанатизма в её глазах, не могла отказать, и пошла созывать студентов на собрание. Потом мне говорили, что я даже кого-то в чём-то по пути убедила, но, честно, я не стремилась к этому, я просто не смогла отказать человеку, который сказал: «я бы пошла, но у меня нет сил».

Линия Рахиль. Безумная женщина, которую заботливо поддерживал под руку мой бывший жених, и о которой я спросила его «Аласар, сколько дочерей было у твоего отца?» (потому что он вскользь упоминул сестру). Женщина, которую я стремилась защитить, потому что у любовницы короля слишком много врагов и среди них - королева. Женщина, которую окружали тайны, которая говорила, что родила Машиаха (Мессию), и которая (по ошибке) продала душу демону.
До сих пор не знаю, насколько ей помогло переодевание. Но хотя бы ей по жизни шло.

Линия чумы.
Не успела я переодеть Ракель в мусульманский наряд, как меня утащили в чумной подвал. Причём заразила меня как раз Ракель, которая в безумном состоянии распространяла чуму. Лихорадочное состояние, хватание за любую соломинку, вроде попытки разгадать еретические для христиан загадочные стихи, вера в алхимию слова, что тоже не должно быть поведением правоверной еврейки.
Страшные слова о трёх порциях лекарства на четырёх человек. Решение принести себя в жертву - не столько из любви к товарищам по несчастью, сколько из желания показать, что евреи бывают щедрыми даже в жизни и смерти. Чуть не подрались с пьереллой на тему, кто будет жить. Она победила, и я пошла пить лекарство, прослушав, что по жизни его как раз пить-то и не надо.
Выпила.
Спирт не то не очень крепкий получился, не то не такой невкусный, как я думала.
Но, главное, я и не опьянела, и не мучалась с похмелья.
Из подвала вышла другой, чем зашла туда.

Линия себя. Не играла. Не я, а линия. Очухавшись после страха смерти и сломанных целей, попробовала обрести себя, но не сумела.

Линия университета. Лекции слушала с трудом - не люблю учиться, хватило по жизни. Общность с товарищами не возникла (слегка завидую студентам с факультета свободных искусств). Чувство свободы подавлялось неадекватными претензиями королевы, которая не хотела слышать о независимости университета.
Убеждена, что дух (средневекового) студенчества был озвучен Халявой на спектакле (кстати, это я предложила демона именно Халявы, если мне не изменяет память). Жаль, что роль была маленькой, и жаль, что такого прекрасного демона изгнали, университету для меня не хватило именно лёгкости. Точнее - мне в университете.

Как-то так.