Напарница-7

[merit_seguer]

Свешиваю то, что есть из 7-го рассказа по примеру corso.

Предисловие

Предисловие</ i>

К людям искусства во всём мире до сих пор сохраняется двоякое отношение. Разумеется, ими все восхищаются, когда, одетые в концертные наряды или сценические платья, они выступают на сцене: в зале погас свет, и видны только фигуры исполнителей. Они – боги, одарившие мир своим вниманием. Их имена у всех на устах, им дарят цветы и, кажется, готовы носить на руках. Но вот представление заканчивается, божества снимают котурны и спускаются со сцены. Быть бы им теперь обычными людьми, как вы и я, но нет. Публичность этой профессии, многоликость актёров и их склонность объясняться в любви совершенно разным (подчас недостойным!) объектам сделала из актёров, певцов и музыкантов самых настоящих отщепенцев. Так обстоят дела в Острихе, и, до сравнительно недавнего времени, так было и в Дейстрии. Сейчас, однако, времена всё же меняются, и дети знатных семей в обеих странах (и, полагаю, не только в них) могут без помех играть на рояле, петь чувствительные арии или играть в домашнем театре без того, чтобы получить ворох упрёков от старых тётушек и консервативных отцов семейства. А уж живописью (хотя речь, собственно, не о ней) и вовсе занимается каждая третья знатная барышня.
Однако любители – это любители и есть. Хорошенькой девушке, которой перед сном служанка навивает волосы на папильотки, каждый гость, допущенный до домашних концертов, прочит большое будущее, закатывает глаза и твердит: «Ах! Почему бы вам не пойти на сцену? Вы рождены для неё!». Обещания привести «настоящего специалиста», который или которая «послушает, посмотрит и, уж конечно...»
Всё это очень мило, и воспринимается как тонкий, изысканный комплимент, но попробуйте только в самом деле в следующий раз прийти под ручку с импресарио столичного театра! Вас вместе с вашим спутником выставят за дверь быстрее, чем вы успеете представить его всем присутствующим в доме. Однако грешно оставлять красоту только для избранных, и поэтому в Дейстрии повсеместно распространены так называемые домашние концерты (или, скажем, спектакли), на которые заблаговременно рассылаются приглашения всем мало-мальски важным людям в округе. Сооружается сцена, на которой стоит рояль (обычно не слишком хорошо настроенный) или сделанные приходящим дворником за десять филлеров декорации. Если барышня может порадовать гостей только пением, то к роялю садится наёмная таперша или кто-нибудь из родных, кое-как вешают занавес и, как «в настоящем театре» подают три звонка. Некоторая вымученность представления даже поощряется зрителями и кажется несомненным доказательством безыскусности игры или пения.
Что касается профессиональных артистов, то, разумеется, в Острихе на них смотрят не так уж презрительно, как в Дейстрии, и, как правило, «устрицы» стараются подчеркнуть свою свободу в отношении моральных устоев. Терпимость по отношению к артистам обычно заключается в том, что певцы и актёры мужского пола вынуждены прибегать к услугам телохранителей, чтобы прокладывать себе путь мимо экзальтированных поклонниц, а, главное – их мужей, возмущённых столь явной изменой. Женщины же пользуются ещё большей свободой, и общество не будет относиться к ним с хоть сколько-нибудь заметным презрением, если актриса заведёт небольшой романчик или даже отобьёт мужа у богатой дамы, принесшей нищему и распутному супругу в приданное состояние, накапливаемое годами успешных банковских операций. Напротив, актриса будет неверно понята, если ничего подобного в её жизни не произойдёт, и вполне может дождаться весьма бесцеремонного похищения каким-нибудь особенно пылким поклонником. Общество, как уже сказано, посмотрит на всё это сквозь пальцы. Обычно женщинам творческих профессий в Острихе так же, как и мужчинам, приходится нанимать телохранителей; как правило, эти телохранители являются их тайными (но вполне узаконенными) мужьями, что весьма упрощает личную жизнь известной женщины.
В Дейстрии общество настороженно ждёт от актёров разврата и, быть может, именно поэтому все люди, имеющие удовольствие знать их в частной жизни, описывают и мужчин, и женщин, посвятивших себя творчеству, как примерных мужей, жён, и, уж конечно, отцов и матерей очаровательного потомства. Казалось бы, дейстрийские исполнители обречены на вечный остракизм, но свет нашёл для них лазейку, имя которой – благотворительные концерты. «Я знаю, дорогая, она прыгала по сцене в одном трико на вчерашнем спектакле, – говорит одна почтенная матрона другой, – но, посмотри, она согласилась выступить в моём концерте, который мы устраиваем для помощи детям-сиротам! Нет, она просто не может быть развратной женщиной, это всё тот ужасный автор, ну, помните, тот... он ещё умер в позапрошлом веке, когда были такие грубые нравы! А на концерт приходите, дорогая, я так надеюсь, что вы и ваша очаровательная дочь поможете мне справиться с кассой и с продажей бутербродов в буфете...»
Разумеется, такие концерты приносят очень мало прибыли актёрам: большая часть выручки уходит на аренду помещения в ратуше или в театре, украшение зала и оплату труда рабочих сцены, таперов и других таких же грубых людей, не понимающих возвышенных целей богатеев. Оставшиеся деньги делятся поровну между устроителями, благотворительными обществами (которые перечисляют в приюты не больше одной пятой от доставшегося им куша) и, наконец, самими актёрами. При всей убыточности подобного развлечения получить на него приглашение в качестве исполнителя считается очень почётным: после этого актёр или певец уже официально принят в обществе. Представители же высшего общества, в свою очередь, могут без помех общаться, хвастаться своей щедростью, милосердием и новыми нарядами, а также флиртовать и веселиться, и более того, молодые люди и девушки на подобных сборищах могут представляться друг другу сами, не дожидаясь посредников: считается, что общее дело помощи бедным сиротам, жертвам фабричных катастроф или пожаров объединяет людей и стирает некоторые границы приличий. Между тем, не всегда желание молодёжи расширить свой круг знакомств совпадает со свободными днями у людей искусства, и поэтому иногда благотворительные концерты даются в два отделения: в первом выступают профессионалы, во втором любители, причём зрители, чтобы не расстраивать друзей, обычно усерднее хлопают именно во втором отделении. Девушки расхаживают в концертных платья, мужчины во фраках и в перерывах между номерами раскланиваются со знакомыми. Это – слава и честь, о которых они так долго мечтали и, быть может именно поэтому любители не только не получают плату за выступление, но и должны внести некоторый (отнюдь не символический!) взнос.
В Острихе, где, как уже говорилось, не существует нравственного осуждения людей искусства, и поэтому они не нуждаются в благотворительности, чтобы вернуть себе доброе имя. Однако, сироты существуют и среди «устриц», и, разумеется, в Острихе есть и желающие блеснуть любители, и молодёжь, жаждущая повода для праздника. Поэтому светским красавицам, восхищающим поклонников своим пением или игрой на рояле, приходится добиваться своего самостоятельно, не рассчитывая на поддержку более опытных людей... и, таким образом, благотворительные концерты в Острихе проводятся исключительно любителями... на их же деньги. Здесь не продают бутербродов, а подают бесплатно чай и пирожные, зато ратуши и редко встречающиеся парадные бальные залы предоставляют помещение совершенно безвозмездно и, поскольку в Острихе нет благотворительных обществ, и выручка прямиком поступает в тот сиротский приют, ради которого всё это и устраивается.
При этом нельзя не признать, что в общем и целом в Дейстрии, как правило, негласные соревнования любителей с профессионалами, а также изредка даваемые советы делают даже вторые отделения концертов более качественными, чем в Острихе. С другой стороны, сравнивать следует с осторожностью: столичный любитель Остриха, несомненно, выступит лучше, чем провинциальный – в Дейстрии, однако же в самой глухой глубинке может найтись самородок, способный переплюнуть... ну, быть может, не профессионала, но любителя с большим стажем, который год выступающего без взноса на театральных сценах Дейстрии.
Все эти рассуждения, однако, не могут скрыть одного-единственного действительно важного факта: как бы ни относились к творчеству обыватели, любительские концерты и спектакли, как правило, представляют собой верх безвкусицы и неумения, и нужно всё влияние общественного мнения, чтобы заставить здравомыслящего человека их посещать.

запись создана: 25.10.2009 в 08:43

@темы: творчество, Напарница

Comments

[merit_seguer]

Рассказ
Из всех разновидностей жизненного опыта, мне чрезвычайно не хватало одного-единственного, которым может похвастать почти любая приличная барышня того класса, который я силилась изображать. Я имею в виду жизнь в большой семье на относительно равных с остальными правах. С десяти лет живя в услужении, а с одиннадцати лишившись матери – последнего родного существа на всём белом свете, я имела весьма смутное представление о том, как надо разговаривать с близкими, ежедневно встречаясь с ними за завтраком, обедом и ужином. Непринуждённые отношения, которые с первых же дней решили завязать со мной родители моего спасителя, ставили меня в тупик.
Мать Дрона, Августа Перте, то и дело называла меня «доченькой» и за столом так и смотрела мне в рот. Она, видите ли, считала, что я слишком плохо питалась всё это время и всерьёз задалась целью меня раскормить. После еды, когда мужчины выходили в специальную комнаты покурить, она шёпотом информировала меня, что её драгоценному сыну нравятся пухленькие девушки, у которых «есть за что подержаться». От подобных откровений я краснела, а эта бесцеремонная женщина смеялась и трепала меня по щеке.
Что касается её мужа, синдика, то он имел ещё более гадкую привычку щипать меня за руку пониже локтя, и называть «нашей невестой». Мои протесты, мол, для обручения необходимо согласие опекуна, он отметал под тем сомнительным аргументом, что в Острихе всех молодых девушек зовут невестами, безотносительно их намерения выйти замуж за конкретного мужчину. Всё бы ничего, но красноречивые подмигивания в сторону сына показывали всю шаткость его доводов.
Супруги Перте были чрезвычайно деликатны, и при первом же удобном случае старались оставить нас наедине, мотивируя это сомнительной мыслью, мол, молодёжь легче найдёт общий язык друг с другом, чем с представителями предыдущего поколения. Идея более чем спорная, однако вполне разумная в свете тех обстоятельств, которые родители Перте предполагали и тем более уместная в свете того, о чём они, надеюсь, не знали.
– Я начинаю жалеть, что дала себя уговорить, когда переехала сюда, – пожаловалась я, заходя в комнату к своему мнимому жениху.
Тот поспешно вскочил, без нужды оправляя жилет, и предложил мне присесть в стоящее недалеко от кровати кресло. Манера «устриц» без смущения принимать гостей в своих спальнях, а не, как в Дейстрии, специально выделенных дневных комнатах, казалась мне ужасающе бесстыдной... первое время. Вскоре я поняла, что никто не станет ради меня открывать малую гостиную (она, закрытая, ждала появления более важных, чем я, гостей), и постепенно стала смотреть на этот нелепый обычай как на нечто, само собой разумеющееся. Во всяком случае, дверь мужской спальни при появлении женщины было принято оставлять распахнутой – во избежание неловкостей. Что характерно, когда Дрон Перте желал поговорить со мной наедине, он совершенно спокойно запирался со мной в моей комнате – и никого это не волновало.
– Разве вас плохо приняли здесь, сударыня? – уточнил он по-дейстрийски. Я смутилась и отвела взгляд – приняли меня здесь как нельзя лучше, насколько я могла судить. Разве мои хозяева виноваты, что семейный уют мне совершенно чужд, и вся их забота мне попросту неприятна? – Тогда, быть может, вы недовольны моим поведением?
– Вовсе нет, сударь, – возразила я, послушно усаживаясь в предложенное кресло. Дрон Перте огляделся, вытащил откуда-то небольшую банкетку и, придвинув её поближе ко мне, тоже уселся.
– Тогда что же, сударыня, расскажите, – предложил он.
Я хмыкнула, жалея, что завела этот нелепый разговор. В сущности, дело было отнюдь не в синдике и его семье, просто у меня всю последнюю неделю было ужасающе плохое настроение: которую ночь я мирно спала в своей постели, и напарник ни разу не явился, чтобы своими издёвками прервать мой сон. Это могло бы тревожить, если бы я не ощущала его присутствие на краю своего сознания. Однако то было лишь смутное ощущение – и, разумеется, его подкрепляло ясное понимание, что случившуюся с вампиром беду я бы ощущала со всей безжалостностью противоестественной связи двух разумов. Но где пропадает мой напарник, что с ним, и как он заполняет свои ночи – это заставляло меня ломать себе голову, и именно это портило мне настроение настолько, что добродушная приветливость семьи синдика вызывала у меня только раздражение. Я вспоминала ужимки Греты, её томные вздохи (более чем нарочитые для не нуждающихся в воздухе вампиров), заинтересованный взгляд, который вампир направлял на свою молодую соплеменницу... Разумеется, это их право вести себя тем или иным образом, и проводить время хоть вместе, хоть по отдельности, но всё же, пусть это и нелепо, меня приводила в ярость мысль о... нет, я даже не могу выговорить!
– Судя по вашему лицу, сударыня, – не унимался сын синдика, – в нашем доме вы испытываете невероятные страдания.
– Что вы, сударь, – поспешила я скорчить беззаботную гримаску. – Я никогда ещё не жила так спокойно, как здесь, и, прошу вас, не обращайте внимания на минутную...
– Тогда в чём же дело? – прервал Дрон Перте мои вежливые заверения. – Я полагаю, вы просто-напросто скучаете, сударыня.
Эта мысль застала меня врасплох и заставила серьёзно задуматься. Кто знает, может, я и в самом деле... Перехватив лукавый взгляд сына синдика, я поспешно покачала головой. Боюсь, у этого достойного юноши свои представления о том, как следует развеивать скуку гостящих в его доме барышень и интуиция мне подсказывала, не все из его развлечений одобрило бы дейстрийское общество.
– Боюсь, сударь, что вы ошибаетесь, – с извиняющейся улыбкой проговорила я, но так и не придумала себе никакого оправдания.
– Тогда в чём же дело? Говорите прямо, прошу вас, – настаивал Дрон. – Быть может... нет, я уверен, что прав: вас смущает покой и безмятежность этих дней, не правда ли?
– Только мужчинам свойственно, – с неудовольствием проговорила я, опасаясь азартного блеска его светлых глаз, – пренебрегать покоем и искать радости в тревогах. Будьте уверены, сударь, меня покой и безмятежность нисколько не смущают.
– Да, но, сударыня, я убеждён, что вы не привыкли каждую ночь мирно спать в своей постели и предпочли бы...

[merit_seguer]

Я так резко поддалась вперёд, вознамерившись дать наглецу пощёчину, что потеряла равновесия и непременно бы упала с кресла на пол, если бы сын синдика не подхватил меня в свои объятья.
– Дорогая моя, вам следует быть осторожнее, – нагло усмехнулся он и, не торопясь расставаться с законной добычей, продолжал, интимно понизив голос: – предпочли бы тревоги ночных улиц тишине вашей спальни. Напомните-ка мне, сколько ночей вы высыпались, пока не переехали сюда?
Моя чрезмерная несдержанность заставила меня смутиться.
– Благодарю вас, сударь, – принуждённо произнесла я, пытаясь сделать вид, что случайно упала, а сын синдика благородно помешал моему падению. – Прошу вас, теперь помогите мне сесть.
Дрон хмыкнул, но исполнил просьбу, однако сам не вернулся на банкетку, а присел на широкую ручку кресла и, приобнимая меня за плечи, прошептал мне на ухо.
– Я ведь прав, Ивона, признайтесь. Вас тревожит отсутствие вашего хозяина, того самого, ради которого вы пожертвовали своей кровью той ночью.
– Сударь! – нервно вскрикнула я, понимая, что эта тема заставляет меня полностью полагаться на милость собеседника: захоти он хотя бы погромче произнести те же самые слова, ночь встретит меня в подвалах канцелярии крови. Сын синдика приложил пальцы к моим губам.
– Тш-ш, моя дорогая, не надо так громко...
За дверью послышались шаги, кто-то, кажется, заглянул в комнату и шёпотом окликнул Дрона Перте. Он выпрямился, повернулся к двери и подал вошедшему знак, после которого дверь прикрылась. Сын синдика с озорной улыбкой повернулся ко мне.
– Боюсь, мои родные уверены, что ваше соблазнение идёт полным ходом, – шепнул он с той же раздражающей интимностью. – Отец прямо заявил, чего ждёт от наших с вами разговоров... скажите, дорогая, в Дейстрии барышни действительно соглашаются на брак, проведя с кавалером хотя бы и несколько минут наедине?
Я поёжилась, понимая, сколь нелепо буду выглядеть при попытке оттолкнуть собеседника или позвать его родных и слуг на помощь. План почтенного синдика, как я его поняла со слов Дрона, не отличался порядочностью: он предполагал скомпрометировать меня настолько, что я сама примусь настаивать на немедленной свадьбе и, по дейстрийским обычаям, буду выглядеть довольно бледно, если попытаюсь требовать равных имущественных прав.
– Возможно, сударь, – с вымученной улыбкой ответила я, и, сколько могла, отодвинулась в противоположную от сына синдика сторону. – Но ведь мы сейчас с вами в Острихе, не правда ли?
Дрон Перте хохотнул и слегка отстранился.
– Вы правы, дорогая. Итак, пока мы одни, вернёмся к моему вопросу.
У меня вырвался стон и мелькнула грешная мысль: быть может, не пытайся я отстраниться, авантюрист и не вспомнил бы о вампире, увлечённый любовными забавами.
– Однако, сударыня! – воскликнул Дрон Перте. – Вы изрядно покраснели, неужели эта тема?..
Я чувствовала приливающий к щекам жар, а после замечания собеседника поняла, что теперь краснеет и шея, и, кажется, плечи.
– Вовсе нет, сударь, – произнесла я, с трудом совладав со своим голосом. – Здесь слишком жарко, и, возможно, поэтому...
– Вздор! – отрезал сын синдика. – Ивона, я не люблю, когда женщины заставляют меня повторять мои просьбы. Скажите прямо – вы давно не видели вашего хозяина?
– Он вовсе не хо... – возмутилась было я, но тут же осеклась. – Сударь, я не понимаю, о чём вы говорите.
– Хватит! – Резкость в голосе сына синдика заставила меня вздрогнуть. – Мне надоели ваши запирательства! Итак, чтобы вы не сомневались: ваше имя – Амалия Вайль, вас похитили агенты контрабандистов из шляпной лавки, чтобы накормить пленного вампира, который, сколько нам известно, работал на дейстрийское бюро безопасности. Оттуда вы исчезли вдвоём, открыв наручники без помощи ключа и выломав безо всякого лома решётки подвала. Мне продолжать?
Сказать, что я пришла в ужас – значит не сказать ровным счётом ничего. Все предыдущие намёки авантюриста подводили меня к этому разговору, но, когда он всё-таки произошёл, я оказалась самым кошмарным образом неготова к чудовищной осведомлённости сына синдика. Моих сил едва хватило на слабый кивок, и я покорно выслушала о своих похоронах, о том, что похожую на меня служанку видели в разных уголках Дейстрии, пока меня не украл вампир – удивительно похожий на того самого, пленного сотрудника бюро – из дома одного помещика на севере страны... И ещё о том, как девушка, похожая на меня, выехала из небольшого городка на дороге в Острих вместе со своей сестрой, а после её упоминали в списке погибших от взрыва бытового газа на постоялом дворе... И много других подробностей, о, которых, я думала, никто не может знать.
– Откуда, сударь?.. – пролепетала я, когда сын синдика прервал свой жаркий шёпот. – Откуда вам всё это известно?
Дрон Перте снисходительно улыбнулся и отодвинулся: во время рассказа он склонился надо мной как карающий ангел, видимо, для того, чтобы я не проронила ни словечка из его рассказа.
– Ивона, дорогая моя, – покровительственно произнёс авантюрист. – Поверьте моему опыту: вы можете предать друзей, вы можете предать врагов. Вы можете предать собственное начальство, если состоите на государственной службе, или даже родного отца. Но есть одна вещь, которую представитель нашего с вами ремесла никогда не допустит... – Он выдержал эффектную паузу, вынудив у меня просьбу объяснить свою мысль. – Вы никогда не выдадите свой источник информации – если не хотите прогореть в первые же месяцы. Преданные вами друзья могут вас убить, могут попытаться вновь купить вашу дружбу, но проваленный информатор умрёт раньше, чем успеет добраться до вас... и вам уже больше никто никогда не поверит на слово. Вам ясна моя мысль?
Дождавшись нового растерянного кивка, Дрон Перте снова придвинулся вплотную ко мне и склонился так, что едва не касался меня носом.
– Итак, Ивона, дорогая моя, перестаньте изображать из себя святую невинность и отвечайте: давно ли вы видели вашего хозяина?
– Он вовсе не...
– Ивона!
– Давно, – сдалась я. – С той самой ночи и не видела.
– Вот как, – медленно произнёс авантюрист, явно задумавшись над моим ответом. Я в этот момент с ужасом размышляла о своём провале, о том, что сделает со мной напарник, а ещё – о том, что сын синдика подписал себе смертный приговор, выказав свою прямо-таки чудовищную осведомлённость. Неужели он в самом деле думает, что дейстрийское бюро безопасности позволит острийским авантюристам знать его тайны?! – Очень хорошо, Ивона, очень хорошо. И вы, конечно, переживаете, беспокоитесь о нём, о том, куда он делся?
Мне терять уже было нечего, к тому же не покидало тяжёлое подозрение, что сын синдика не постыдится прибегнуть к самому низкому шантажу, лишь бы вынудить меня рассказать всё, что его интересует. Поэтому я покорно ответила:
– Нет, сударь.
Хотела прибавить, что постоянно – каждую ночь – чувствую присутствие напарника в своём сознании, но вовремя спохватилась и промолчала. Вряд ли «устрица» сможет так легко со мной разговаривать после такого признания.
– Нет? – переспросил Дрон Перте. – Очень хорошо, сударыня, но потрудитесь объясниться. Вы знаете о том, где он сейчас и чем занимается?
– Нет, сударь, – повторила я. – Не знаю. Он всегда сам находит меня и говорит о том, что я должна сделать, а остальное время проводит как ему нравится.
– И вы миритесь с таким положением? – хмыкнул Дрон.
– А что мне ещё остаётся, сударь? – с неожиданной горечью вырвалось у меня.
– Даже так, – протянул сын синдика, пристально меня разглядывая, словно увидел в первый раз. – Даже так. Значит, вы только подчиняетесь? Что же вы тогда протестуете, когда я называю его вашим хозяином?

[merit_seguer]

Тут настал мой черёд хмыкать: на острийском оборот «мой хозяин», если эти слова произносила женщина, обозначал не работодателя, а мужа. Хотя мы говорили на дейстрийском, оскорбительно слово сын синдика то и дело, забываясь, произносил на своём родном языке и таким образом буквально венчал меня со смертью. Кому такое понравится?
– Он мне не хозяин, – упрямо произнесла я. – И, сударь, мне неудобно с вами разговаривать в таком положении. – Может быть, вы отодвинетесь на более приличное расстояние?
Издав насмешливый смешок, сын синдика, наконец, отодвинулся и сел на банкетку.
– Как вам будет угодно, сударыня, – произнёс он с той светской почтительностью, которую предписывается выказывать дейстрийским юношам из хороших семей на балах и благотворительных мероприятиях. – Однако продолжим наш разговор.
– Я к вашим услугам, сударь, – устало произнесла я. Ночи сыну синдика не пережить, однако куда важнее был вопрос, что разозлённый вампир сделает со мной?
– Во-первых, как я уже говорил вам, расстаньтесь с мечтой о моём устранении, сударыня. Я, как вы, надеюсь, догадываетесь, не дурак, и оставил кое-какие записи, относительно своих догадок. В случае моей неожиданной смерти бумаги будут найдены и прочтены. Вы ведь не хотите, чтобы они попали в чужие руки, верно?
Оцепенев от ужаса (мне ведь и в голову не приходила подобная возможность!) я в который раз кивнула и сделала вид, что не замечаю, как Дрон Перте снова придвигается ближе и берёт мои руки в свои.
– А теперь, когда мы с вами так чудесно поняли друг друга, – продолжал авантюрист, поднося мою безвольную руку к своим губам, – вы расскажите мне кое-что о себе, договорились?
– Я к вашим услугам, – повторила я покорно.
– Замечательно, моя дорогая, замечательно. Итак, пожалуйста, разрешите мои сомнения – какие отношения у вас и вашего...
– Напарника, – подсказала я, понимая, что иначе мне не избежать позорного по-дейстрийски и нелепого по-острийски «хозяина».
– Очень хорошо, – благосклонно кивнул сын синдика. – Напарника. Итак, я вас слушаю.
– У нас очень хорошие отношения, – безжизненно произнесла я, делая вид, что не замечаю подоплёку вопроса. – Товарищеские, как это и должно быть между коллегами.
– Хм, – несколько обескураженно произнёс сын синдика. – Ивона, прошу вас, вы же понимаете, о чём я спрашиваю.
– Прошу прощения, сударь, – со всей возможной кротостью отозвалась я. Мне и в самом деле не хотелось отвечать на дерзкий вопрос, а помимо того – вот так вот сдаваться на милость победителя. – Вы спрашиваете о тех отношениях, которые сложились у меня и моего напарника: я и отвечаю. Он руководит нашей... группой, поддерживает все необходимые связи и принимает основные решения, что касается меня, то я выполняю свою часть работы, сударь. Вы удовлетворены моим ответом?
– Хм, – повторил сын синдика. – Значит, на нём — руководство и связь?
– Да, сударь.
– А вы только делаете то, что вам прикажут?
– Да, сударь, – поморщившись, подтвердила я.
– И ничего не знаете о планах руководства? – продолжал уточнять авантюрист. Тон его изменился, сделался каким-то приторно-сладким, и я понимала, что сын синдика готовит очередной подвох, однако, деваться было некуда.
– Да, сударь.
– И о том, где ваш напарник сейчас?
– Да, сударь.
– Вот видите, как замечательно складывается, – как будто даже обрадовался авантюрист. – Вы ничего не знаете, ни о чём не подозреваете, и не догадываетесь, верно?
– Да, сударь, – обречённо согласилась я.
– За-ме-ча-тель-но! – по слогам произнёс Дрон Перте. – Даже слов нет! Мне бы таких подчинённых, которые всегда делают то, что я велю, и никогда не задают вопросов! Знаете, Ивона, – потрепал он меня по щеке, – я начинаю завидовать вашему начальству.
Хлёп! Начисто забыв, что я знатная барышня, которой «достаточно слова и строгого взгляда», чтобы утихомирить наглеца, и что я проваленный работник дейстрийского бюро безопасности, которого допрашивает собственный информатор, я совершенно запросто, будто снова сделавшись простой продавщицей шляпок в захудалой лавке, отвесила авантюристу увесистую оплеуху. Негодяй не успел ни отклониться, ни перехватить мою руку, а, может, не стал этого делать.
– Сударь! – со всей решительностью, на которую способна, произнесла я. – Если вы намерены вести со мной какие-либо дела, потрудитесь не распускать руки!
– Как скажете, – улыбнулся наглец. – Думаю, на первый раз достаточно. Моя матушка просила вас подойти к ней, когда вы будете свободна, думаю, для этого самое время.
Он поднялся на ноги и протянул мне руку, помогая встать.
– Сделайте одолжение, Ивона, не отказывайте матушке в той услуге, о которой она вас попросит, – тоном, не терпящим возражений произнёс сын синдика и решительно препроводил из своей комнаты.

[merit_seguer]

– Ивона, дорогая! – воскликнула хозяйка Перте, когда я переступила через порог её будуара. – Дрон сказал вам?
– О чём, хозяйка? – спросила я, послушно усаживаясь рядом с ней на банкетку, и, повинуясь жесту, принялась сматывать шерсть, помогая ей в её рукоделье.
– Как, он ничего не сказал? – ужаснулась Августа Перте.
Дрон Перте наговорил мне довольно-таки много, но вряд ли его мать интересовали дела дейстрийского бюро безопасности. Я покачала головой.
– Ах, как это похоже на мужчин! – закатила глаза жена синдика. – Столько времени проводить вместе, и не сказать о самом главном!
Мне сделалось не по себе. О чём могла идти речь?
– Хозяйка, прошу вас, Дрон... ваш сын мне ничего не сказал, может быть, вы сами объясните...
– Конечно, дорогая! – пылко воскликнула жена синдика, и, наклонившись ко мне, снисходительно потрепала меня по руке. – Разумеется! Вы должны были узнать в первую очередь и если бы Дрон был более ответственным, вы давным-давно были бы в курсе дела!
– Какого дела, хозяйка? – терпеливо спросила я.
– Так вы не знаете? – поразилась жена синдика. – Я ведь уже четверть часа вам толкую: концерт!
– Концерт, хозяйка? – переспросила я, не понимая, к чему она клонит.
– Благотворительный концерт, милочка, – выпалила Августа Перте. – Ежегодный концерт, который мы устраиваем в пользу сиротского приюта!
– Ах, вот как! – выразительно произнесла я, всё ещё не понимая, чего от меня хотят и о какой просьбе говорил сын синдика, выпроваживая меня из комнаты.
Августа Перте снова наклонилась ко мне, положила ладонь на моё запястье и с надеждой заглянула в глаза.
– Так вы мне поможете, Ивона? Поможете, ведь правда?
– Разумеется, – покладисто отозвалась я, помятуя о приказе Дрона. – Но, хозяйка, прошу вас, поясните... э-э-э... проясните некоторые детали, которые...
Мне не хотелось давать жене синдика понять, насколько слабо я разбираюсь в концертах и их организации: я не знала, чего она от меня ждала.

[merit_seguer]

Пока всё, это 9 страниц из примерно 45-ти запланированных.

[Леголаська]

Эх, как я прочно все забыла, оказывается!

[merit_seguer]

Леголаська, а что?

[Леголаська]

Читаю и с трудом вспоминаю, о чем шла речь. Какая-такая Грета? Какая-такая ночь?
Именно поэтому не читаю циклов, которые выходят онлайн.

[merit_seguer]

Леголаська, ну, прости.
Можешь, конечно, не читать пока, что я могу ещё сказать?..
Где-то через годик есть надежда на окончание цикла.

[Леголаська]

Наверное, так и сделаю.

[merit_seguer]

Леголаська, выключить тебя из группы, для которой текст выкладывается или не мешает?

[corso]

что-то мне Дрон начал нравиться... хотя я бы ему, не будучи знатной дамой, тоже пощечину влепила

мне нравится
ясное дело, что о сюжете пока я сказать ничего не могу, слишком мало текста, но уже интригует. откуда у уважаемого сына синдика такая прорва информации, и что он с ней хочет делать? куда делся этот паршивец напарничек? да и вообще

насчет опечаток сразу скажу: с экрана я из не вижу
а стиль остался прежний, очень викторианский и живой

[merit_seguer]

corso, а чем вдруг Дрон так понравился?

З.Ы. мряу.

[corso]

merit_seguer
очень он яркий в этом диалоге. живой

и явно человек цену информации знает, в отличие от некоторых нервных барышень

[merit_seguer]

corso, правда?
Хорошо.

[merit_seguer]

– Ах, дорогая, если бы я сама знала! – всплеснула руками Августа Перте. – Но я не знаю, ничего не знаю!.. Это всё так сложно, моя милая.
– Но, в таком случае...
Договорить свой несомненный отказ заниматься непонятно чем я не успела: жена синдика просияла и потрепала меня по руке.
– Я так и знала, дорогуша, что вы не откажитесь, – доверительно поведала она мне, – что вы не бросите меня и возьмёте на себя свою часть работы. В конце концов у замужней женщины всегда так много дел, а вы молоды и ничем не заняты...
– Но... – вякнула было я, однако возразить не успела: в комнату заглянул сын синдика и скорчил такую гримасу, что я поперхнулась.
– Доброе утро, матушка! – энергично поздоровался Дрон Перте, заходя к нам и целуя матери руку. – Я полагаю, вы уже поговорили с Ивоной? Всё хорошо?
– А как же? – сияя, как сытая кошка, отозвалась жена синдика. – Наша невестушка сразу со всем согласилась, я и договорить не успела! Какие вы, молодые, торопливые, страх берёт!
– Но... – безнадёжно потянула я – и была снова перебита.
– Вот и прекрасно! – улыбнулся Дрон Перте, подавая мне руку. Растерявшись от загадочного поворота событий, я приняла её и была едва ли не насильно вздёрнута на ноги. Моток шерсти упал с моих коленей и покатился под кресло, однако сын синдика не дал мне за ним нагнуться. – Матушка, в таком случае я похищу у вас Ивону и сам объясню ей детали.
– Но... – снова начала я и снова была прервана, на этот раз – кудахтаньем жены синдика.
– Разумеется, сынок, конечно, конечно! Уж молодые-то всегда найдут общий язык, где уж мне, старухе...
– Матушка, что вы такое говорите! – деланно возмутился Дрон и подтолкнул меня. – Вы вовсе не старая, и ничуть не похожи даже, вот, и Ивона это подтвердит!
Призвав на помощь всю воспитанную в лавке любезность, я рассыпалась в ужасающе неискренних комплиментах и вскоре была выведена сыном синдика из комнаты его матери.
– Ступайте к себе и оденьтесь, – приказал он, укоризненно качая головой, – я пришлю к вам слуг.
И, наклонившись, шепнул на ухо:
– Я же просил вас соглашаться! А вы чуть было всё не испортили!
– Разве мы куда-то собираемся? – удивилась я, решив не обращать внимания на невежливость собеседника – по крайней мере, посреди коридора, на глазах слуг и домочадцев.
– Собираемся, Ивона, – нетерпеливо подтвердил сын синдика, – прогуляемся немного по городу до обеда, вам, несомненно, будет полезно подышать свежим воздухом. Идёмте!

[merit_seguer]

– Прошу прощения, сударь, – холодно произнесла я, когда мы с сыном синдика уже чинно прогуливались по улице, – но я не вполне понимаю причины ваших странных... требований, не знаю уж как назвать точнее. Что за концерт и почему вам с вашей матушкой так необходимо моё в нём участие?
– Прошу прощения, сударыня, – в тон мне откликнулся Дрон Перте, – если моя просьба была для вас в тягость. Что касается матушки, то недолгий разговор с ней, полагаю, дал вам ясное представление, насколько мало она может сама позаботиться обо всём необходимом.
– Я глубоко ей сочувствую, – поморщилась я, – однако, сударь, у меня нет ни малейшего опыта в организации подобных мероприятий, и я не представляю, чем могу быть вам полезна.
Конечно, я кривила душой, распинаясь в полном отсутствии опыта. В своё время моя барышня Аманда Рофан приглашалась на домашние спектакли в качестве таперши, и кое-что мне удалось увидеть тогда, но, простите меня, совершенно с другой стороны, и в другой стране!
– Не переживайте, Ивона, – улыбнулся Дрон Перте, – я буду вам помогать, и ваша неопытность останется незамеченной.
– Не понимаю, сударь, – с неудовольствием отозвалась я, – почему бы вам попросту не взять на себя все хлопоты, коли вы и так будете всем заниматься!
– Вы и в самом деле не понимаете? – поднял брови сын синдика.
– И в самом деле, сударь! – резко ответила я. Непонятная интрига, в которую меня вовлекали, начинала казаться неприятной и даже пугающей.
– Увы, Ивона, – покачал головой сын синдика. – Вам действительно предстоит ещё многому учиться в нашем обществе.
– Сударь! – возмутилась я. – Неужели так сложно объяснить мне, в чём дело – коротко и без лишних отступлений!
– Вы, как никогда, правы, – слегка поклонился Дрон Перте. – Прошу прощения за мою многословность. Итак, о чём бы вы хотели узнать?
– Сударь! – снова возмутилась я.
– А вы не задавайте глупых вопросов, – усмехнулся Дрон Перте. – Разумеется, я не могу лично заниматься женской работой, неужели в Дейстрии так принято? Вот помочь своей невесте – это будет прилично и правильно!
– Я вам вовсе не невеста! – рассердилась я на снисходительный тон сына синдика.
– Ну, об этом знаем только вы и я, моя дорогая, – похлопал меня по руке Дрон Перте. – И, я очень надеюсь, вы не станете выкрикивать правду относительно наших отношений на каждом углу.
– А почему вашей матери вообще понадобилась помощь? – поспешила вернуться я к изначальной теме разговора. – Как она обходилась до нашей «помолвки»?
– Да никак, – несколько раздражённо отозвался сын синдика. – Ивона, неужели вам так трудно помочь, что вы забрасываете меня пустыми вопросами? Или вам обязательно нужно услышать, что моя бедная матушка мало что смыслит в делах, которыми она, как жена синдика, должна справляться?
– Простите, – смутившись, ответила я. – Мне казалось, в вашем обществе всё это умеет делать каждый.
Дрон Перте передёрнул плечами и остановил меня, пропуская чью-то коляску, с грохотом проносящуюся по улице.
– Оставим это, – сухо произнёс он. – Обсудим дела позже, когда вернёмся домой, а сейчас...
– Сейчас? – переспросила я, порядком раздражённая таинственностью, которую напускал на себя сын синдика. Он остановил меня возле трёхэтажного дома с синей черепицей – если не ошибаюсь, в таких домах сдаются квартиры для всех желающих и, как правило, не висят вывески со шпагами – и дёрнул за шнурок звонка. – Сударь, послушайте, я решительно протестую против того, чтобы делать визиты вместе с вами!
– Успокойтесь, прошу вас, – удержал меня Дрон Перте. – Речь идёт вовсе не о визите, а о заказе и, боюсь, без вас его сделать невозможно.
– Я вас не понимаю, – всё ещё протестовала я, но тут нам открыла дверь горничная в короткой юбке и полосатом фартуке поверх неё, и я была принуждена замолчать. Она поклонилась нам и посмотрела на сына синдика, ожидая от него объяснения, и тот, отдав девушке шляпу и трость, назвался, ссылаясь на раннюю договорённость, после чего представил меня. Служанка кивнула и повела нас по обшарпанной лестнице наверх.
– Потрудитесь объясниться, сударь! – потребовала я самым решительным тоном, на который только была способна. Однако это заявление пропало втуне: сын синдика, пропустив служанку, стал подниматься по лестнице – первым, как принято в Дейстрии. В Острихе никто не боится, что кавалер нечаянно заглянет даме под юбку, однако находят необходимым, чтобы мужчина мог поддержать женщину, если она потеряет равновесие. Разумеется, я могла бы выскочить за дверь, и никто бы не успел меня удержать, однако такое поведение я нашла вызывающим и, скрепя сердце, подошла к лестнице вслед за сыном синдика. В конце концов, он ведь ушёл со мной из дома своих родителей на глазах у всех и уж наверное должен будет вернуть меня, чтобы не вызвать ненужных вопросов.

[merit_seguer]

Служанка провела нас на третий этаж, открыла перед нами оклеенную бумагой дверь и исчезла внутри квартиры – объявить о нашем приходе.
– Сударь! – напомнила я о себе, проходя мимо сына синдика. – Может быть, вы всё-таки объяснитесь, пока мы одни. Что происходит?
– Ничего особенного, – расплылся в довольной улыбке Дрон Перте. – В продолжение нашего с вами разговора – помните, перед моим отъездом вы обещали пойти со мной купаться – я привёл вас к портнихе.
– Это ещё зачем?! – возмутилась я и попыталась покинуть квартиру, однако сын синдика в который раз удержал меня.
– Что же, Ивона, – вкрадчиво произнёс он, – если вы предпочитаете купаться обнажённой, то, думаю, мы можем извиниться и уйти, однако я предполагаю, вам всё же понадобится купальный костюм.
– Сударь, я предпочитаю вовсе не купаться! – возмутилась я. Авантюрист немедленно поклонился, больно ухватил меня за ещё не до конца зажившее запястье и подтолкнул к выходу.
– Отлично! В таком случае, сударыня, все прежние договорённости между нами можно считать разорванными. Ни в коем случае не желая прервать наше знакомство, всё же возьму на себя смелость намекнуть вам относительно бесполезности вашего пребывание в этом городе.
– Вы не посмеете, – ахнула я. Вышедшая к нам служанка остановилась поодаль, не решаясь вмешиваться в беседу господ, горячо что-то обсуждающих на чужом языке.
– Ещё как посмею, – неприятно улыбнулся авантюрист. – Ну, Ивона, решайте скорее – или вы дадите мне возможность научить вас плавать или соглашение между нами будет разорвано.
– Вы подлый человек без капли чести и совести, – проворчала я, но остриец не был задет моими словами ни в малейшей степени. В их стране вообще не принято обращать внимания на слова женщины: предполагается, что на самом деле она думает нечто прямо противоположное.
– Итак?.. – уточнил сын синдика, но я уже повернулась к горничной.
– Хозяин, хозяюшка, – присела девушка в низком острийском реверансе, – хозяйка приглашает вас пройти.
Дрон Перте подал мне руку, которую я, несмотря на своё негодование, приянла, и мы пошли за служанкой.

[Fate-chan]

Хм, а мне вот Дрон как не нравился, так и не нравится, даже еще больше, чем прежде. Впрочем, когда в повествоаании присутствует вампир, мне в принципе не может понравится кто-то другой А вот его осведомленность уже даже настораживает..

Очепятка:

нравятся пухленькие девушку

Еще было что-то не так с запятой, но я увлеклась и забыла, где именно

[merit_seguer]

Fate-chan, Вам тоже нравятся вампиры? Рада встретить родственную душу.
Ну, а кроме того, что Дрон не нравится, что скажите?..

А вот его осведомленность уже даже настораживает..

Ну... Вот такой умненький мальчик.

Еще было что-то не так с запятой, но я увлеклась и забыла, где именно

Если найдёте - говорите, у меня с вычиткой проблемы.

[Fate-chan]

Вампиров я обожаю. хорошо прописанных, плохо - не важно. Нет, конечно, я предпочитаю действительно качественных вампиров, где есть психологические отличия от людей, но готова смириться с любыми А вот Дрон.. я даже не смогу толком сказать, что меня в нем не устраивает. Он мне не нрнавится чисто по-человечески, как персонаж - изумителен, очень яркий, но.. наверное, он все-таки хам. Мне не нравится его постоянное стремление ставить Ами в безвыходное положение, и вообще его отношение к ней. Напарник (не могу я его по имени звать ) пробовала - не, не получается, сократить, что ли, как-нибудь?), при всем своем собственническом отношении, мне импонирует больше (даже не потому, что он вампир, а вообще), и не сравнивать я их не могу. Сравнение получается всегда не в пользу Дрона.. наверное, дело все-таки в том, что такого человека в жизни я бы тоже терпела с трудом, пусть он и был бы обаятелен, как большинство мерзавцев. Впрочем, посмотри на развитие событий. Симпатизировать я ему вряд ли буду, но, может, отношение чуть исправится.

А запятую я поищу. При первом прочтении я редко вижу "жучков", увлекаюсь сюжетом, но перечитывать буду в любом случае, мне одного раза мало ^_^ Если что-то отловлю - скажу

[merit_seguer]

Fate-chan, а Дрон и не должен нравиться. Он и есть мерзвец. Вот я ещё кслову напишу, может быть, чем этот вундеркинд на жизнь зарабатывает...

[merit_seguer]

Не буду утомлять вас описанием разговора с портнихой, который каждый из моих читателей может представить себе сам, опираясь на собственный опыт. Сын синдика, как оказалось, заранее заказал для меня купальный костюм, с неприятной точностью описав все необходимые размеры. Выбранный им же ярко-зелёный шёлк придавал мне, с моей бледной кожей некоторое сходство с не-мёртвыми, и остаётся только надеяться, что «кровники», если и появляются на пляжах, то ради отдыха, а не поиска укушенных вампирами людей. Зато серые глаза приобрели зеленоватый оттенок и, по уверениями портнихи, сделались «глубокими и загадочными, как море». Думаю, в интересах дейстрийского читателя мне стоит потратить несколько минут на разъяснение того, что из себя представляет острийский купальный костюм, ведь в Дейстрии нет моря и, соответственно, никто не купается(1).
Итак, купальный костюм представляет собой сорочку наподобие тех, которые острийки надевают под корсет, только из более плотной ткани и удерживаемую при помощи специальных завязок (позже выяснилось, что, намокшие, они не желают развязываться и требуется просить кого-нибудь о помощи) – и коротеньких панталон, едва закрывающих колени. Панталоны эти широкие и свободные, а снизу стягиваются шнурком и называются острийцами «шаровары» по примеру каких-то далёких восточных народов, одевавших своих женщин в мужскую одежду, а сорочка, не заслуживающая столь громкого слова, обычно не доходит до талии, оставляя живот на обозрение всем желающим. Забегая вперёд, скажу, что мужчины во время купания на смешанных пляжах предпочитают надевать штаны, покроем больше напоминающие нижнее бельё (каким, они, собственно, и являются), но из более приличествующих верхней одежде материалов. Мне приходилось слышать, что на отдельных мужских пляжах (отдельных женских не существует: «устрицы» боятся, что их женщины утонут) представители «сильной» половины человечества купаются в том виде, в каком некогда появились на свет. Следует отметить, что никто не предпринимает никаких усилий по ограждению этих пляжей от нечаянных визитов женщин и детей, равно как «устрицы» не слишком стыдятся своего тела в случае нечаянной встречи при купании.
Итак, сшитый без моего разрешения купальный костюм пришёлся мне впору, и портниха обещала к вечеру доставить его в дом синдика – вместе с выбранным на настоянию Дрона Перте пляжным чепцом в цвет костюма: под него полагалось прятать волосы. К моему невероятному смущению, авантюрист, как ни в чём ни бывало, расплатился с портнихой, отдельно вознаградив её расторопность и готовность следовать его указаниям (невзирая на мои), после чего мы, наконец, покинули квартиру, в которой, между прочем, все женщины носили исключительно короткие платья, как и полагается в домах без шпаги(2).

Примечания:
1. Неточность. Разумеется, в Дейстрии нет морских пляжей, однако в сельской местности распространены речные и озёрные. Вместе с тем необходимость в описании купального костюма всё же имеется, так как дейстрийские пляжи, как правило, разделены на мужские и женские зоны, и женщины купаются в тщательно огороженных местах полностью обнажёнными. Злые языки уверяют, что именно из-за этого в Дейстрии так развита оптика и производятся лучшие в мире подзорные трубы.

2. См. четвёртый рассказ. Дом без шпаги – вернее, без вывески со шпагой – дом, жители которого не находятся под защитой какого-либо дворянина и потому обязаны носить более открытую одежду, чем привилегированные члены общества.

[corso]

все-таки, больше всего я в Напарнице люблю именно эти детали: описания быта и нравов двух таких разных стран
это просто восхитительно

А Дрон все-таки хитрая зараза
даже невольно начинаешь подозревать в каждом его действии подвох. вот зачем он вынуждает Ами матери помочь?
Хотя все равно он на редкость яркий тип, чем мне и нравится

[merit_seguer]

corso, если есть идеи, зачем он вынуждает Ами помочь матери - поделись, а?
Я просто всё голову ломаю, что он там задумал...
Ведь наверняка задумал же, а!

[corso]

merit_seguer
как это знакомо! я обычно персонажей сладкого решаю, они быстро раскалываются

а может, у него просто настолько безрукая в этом плане мать, что он нашел ей помощь и радуется?
хотя это недостаточно коварно

[merit_seguer]

corso, он не ест сладкого (точнее ест, но не критично), а лишить его общения с дамами рискованно...

Вот насчёт безрукой матери я думаю. Вариант, разумеется... но недостаточно коварно!!!

[merit_seguer]

– Вы ещё пожалеете об этом, – сердито сказала я, едва лишь мы оказались на улице. – Послушайте, сударь, я не ваша любовница, чтобы вы могли оплачивать мои покупки, и даже если и согласилась притворяться невестой, не собираюсь идти к алтарю на следующей же неделе!
Дрон Перте неприятно улыбнулся.
– Вы приводите меня в отчаяние, Ивона, – издевательски ответил он, – буквально разбиваете сердце. Неужели в вашей стране столь строгие нравы, что вы не можете ни нанести визит в компании мужчины, ни позволить ему оплатить незначительную покупку без того, чтобы немедленно играть свадьбу?
– Такое позволяют себе только низкие женщины, – упрямо произнесла я. Незначительная покупка! Да он истратил сегодня пять марок, это же целых две кроны, больше, чем моё месячное жалование в бюро! И этот человек жалуется на нехватку денег!
– Наносят визиты? – с невинным видом уточнил авантюрист и, как ни рассержена я была, но всё же улыбнулась.
– Сударь, наносить визиты в обществе мужчины может только его жена.
– Или любовница, – подсказал сын синдика, и я покраснела, жалея о своей несдержанности, заставившей меня заговорить на столь скользкие темы.
– В вашей стране – возможно, – нашлась я, – а в Дейстрии такое поведение равносильно оглашению даты (1).
– Я не против, – как можно беспечнее заявил сын синдика, и я с тревогой взглянула на него.
– Сударь, прошу вас! – Это прозвучало чуть ли не с мольбой. – Не шутите так. Зачем вам связывать себя?
– О, я уверен, что ничем не рискую, – беззаботно отозвался авантюрист. – Во-первых, вы мне нравитесь, и я не прочь увидеть вас в своей постели, а из-за предрассудков вашей родины я быстрее сделаю это после венчания, чем без него.
– Сударь! – возмутилась я, однако негодяй продолжал, как ни в чём ни бывало.
– Во-вторых, брак забавное приключение, и, уж во всяком случае, жениться на вас куда интереснее, чем на богатой старухе, которая останется мне, если вы откажитесь.
– Интереснее!
– Вот именно, Ивона, – как ни в чём ни бывало ухмыльнулся Дрон Перте. – В-третьих, что немало важно, я подозреваю, что, когда вы получите другое задание, вы обставите своё исчезновение очередным несчастным случаем, и я получу назад свою свободу. Вот видите, я ничем не рискую.
– Тогда вы могли бы обставить свою свободу несчастным случаем, и не прибегая к моей помощи, – зло предложила я. – Что вам мешает жениться на богатой старухе и выбросить её из окна в первую же ночь?
– Совесть? – всё так же легко предположил сын синдика, но я заметила, как заиграли желваки на его щеках.
– Вам знакомо это слово? – ненатурально изумилась я, чувствуя, что ступаю по тонкому льду, но не в силах остановиться.
– Не продолжайте, Ивона, прошу вас, – тихо произнёс сын синдика и до боли сжал мою руку. Я благоразумно замолчала, и до дома синдика мы добрались в полной тишине, причём Дрон демонстративно не разговаривал со мной весь вечер и следующее утро.

Примечание:
1. Имеется в виду дата венчания.

[merit_seguer]

– Итак, Ивона, – обратился ко мне Дрон Перте, нарушая мой послеобеденный отдых, – вы готовы пойти купаться? Сейчас самое подходящее время, чтобы научиться плавать.
Это заявление исторгло у меня слабый стон, боюсь, прекрасно расслышанный моим собеседником. Напарник не появился и этой ночью, и не пожелал ответить на мои отчаянные призывы о помощи. Проигнорировал меня и Мастер, который – я уверена! – с интересом наблюдал развитие событий, не желая вмешиваться ни во что, если только моей жизни не грозит опасность. В возможность для меня утонуть сегодня в море он явно не верил.
– Мне почему-то казалось, – ответила я, когда молчание становилось уже неприличным, – что вы со мной не желаете разговаривать, сударь.
– Вам именно казалось, – произнёс сын синдика. – Собирайтесь, Ивона, я подожду вас внизу, только, пожалуйста, не задерживайтесь. Нет смысла возиться с причёской и выбирать лучший наряд: на наших пляжах это не принято.

Должна признаться, моих знаний не хватало для того, чтобы подготовить меня к тому, что представляет из себя пляж в острийском курортном городке. Моему воображению представлялись ярды золотистого песка, на котором беспорядочно валяются обнажённые мужчины и женщины, предаваясь на глазах у всех откровенному разврату. На деле я увидела два с половиной рода мелкой гальки, которая, как оказалось позже, неприятно раздражает босые ноги, и на этой гальке то тут, то там располагались складные креслица дам и циновки кавалеров, действительно размещённые вперемешку, безо всякого порядка. Ближе к воде стояли ровным рядком будочки, которые Дрон Перте назвал кабинками для переодевания. Оставив меня одну, он удалился в сторону внушительного павильона, располагавшегося в стороне от пляжа, и вскоре вернулся в сопровождении миловидной девушки в коротком чёрном платье.
– Ивона, эта девушка поможет тебе переодеться, – бросил сын синдика, – следуй за ней.
И ушёл, оставив меня в обществе пляжной служанки и пакета с купальным костюмом.
– Добрый день, хозяюшка, – присела девица в почтительном реверансе. – Прошу вас... я покажу вам вашу кабинку.
Покорно шагая за служанкой (и едва не ломая себе ноги на гальке), я прикидывала величину платы за её услуги, а также за аренду кабинки – на какое, хотелось бы знать, время? Спрашивать всё это у нанятой Дроном девицы мне совершенно не хотелось. Что же, очень скоро я узнаю ответ хотя бы на часть своих вопросов.

[merit_seguer]

Служанка помогла мне расшнуровать корсет и удалилась, оставив меня самостоятельно наряжаться в зелёный костюм, подобранный мне моим фальшивым женихом. После знакомства с Гретой я отрицательно относилась к мнимым родственным связям, и сделанное со стороны сына синдика предложение не увеличивало моего доверия к этому человеку. Положительно, он смеётся над всем, и даже над, как обычно говорят священники, таинством брака. Впрочем, для «устриц», наверняка, в браке не было ничего таинственного, коль скоро это не более чем способ передачи состояния из рук в руки. Я некоторое время порассуждала о том, насколько авантюрист верит в реальность моих денег (если верит, то его предложение становится, по крайней мере, понятным), и как раз убирала волосы под чепец, когда кабинка неожиданно стронулась с места и поехала вниз, под уклон в сторону моря. Напуганная неожиданным движением, я метнулась к дверце, но её неожиданно заклинило. Я уже хотела начать стучать и звать на помощь, как стук раздался снаружи – по противоположной от двери стенке. Кабинка тем временем остановилась, снаружи раздался скрип железных петель и дерева о дерево, а после голос Дрон Перте произнёс:
– Ивона, вы уже оделись? К вам можно?
– М-м-можно, – нетвёрдо произнесла я, и только сейчас поняла, что в дощатой задней стене кабинке была вторая дверь, которая, быть может, исправна, и через которую я смогу выбраться наружу. Она в самом деле оказалась исправна, но путь к свободе преграждал Дрон Перте и многие мили – тысячи миль водной глади за его спиной. Сын синдика был обнажён до пояса, и мне потребовалось некоторое усилие, чтобы не смотреть на его голый торс. Впервые, подумалось мне, я видела неодетого мужчину так близко. Чёрно-серые клетчатые штаны, едва достигающие коленей, уже успели намокнуть, и, по сути, не служили особенным утешением по части приличий. Моё лицо так и пылало от стыда, и я не сразу поняла, чего хочет от меня этот мужчина, галантным жестом протягивая руку.
– Ну же, Ивона, – поторопил меня сын синдика, и я вспомнила, что на мне надето немногим больше, чем на нём. – Не стоит приходить на пляж только ради сидения в душной кабинке. Идите ко мне.
– Э-э-э... сударь...
– Ивона, не будьте ребёнком! – потребовал Дрон. – Или прикажите вынести вас на руках?
Возмущённая этой угрозой, я сделала два шага, отделявших меня от двери, и Дрон посторонился, пропуская меня к ступенькам, ведущим под воду. На ум приходили страшные рассказы про морских разбойников: кажется, именно так они отделывались от своих пленников.
– Осторожней, тут глубоко, – предупредил сын синдика, когда я ступила на первую ступеньку.
– Э... – бессмысленно ответила я, поспешно отдёрнув ногу, чуть было не опущенную на вторую ступеньку. Она то и дело захлёстывалась волнами, и мне почему-то стало казаться, что, едва я встану на неё, как тут же пойду на дно. Сын синдика снова подал мне руку, но я предпочла проигнорировать этот жест: от накатившего страха не было никаких сил отвечать на чьи бы то ни было ухаживания. Смотреть на море с берега гораздо приятнее, чем знать, что вот-вот придётся оказаться буквально внутри этого огромного количества воды.
Дрон Перте пожал плечами, отступил назад на шаг, потом ещё на один – и скрылся под водой. Я закричала от неожиданности, но он тут же вынырнул и подгрёб ближе, держась у самых моих ног.
– Не бойтесь, Ивона, – мягко проговорил авантюрист. – В море трудно утонуть, особенно в такой спокойный день, как этот.
– Спокойный?! – ужаснулась я, глядя на набегавшие на ступеньки волны. Одна даже лизнула мою босую пятку, заставив меня тихонько взвизгнуть.
– Спокойный, Ивона, – твёрдо произнёс авантюрист и, ухватившись за лесенку кабинки, снова поднялся из воды. Я отвела взгляд, чувствуя, как краснею всей кожей. – Неужели вы настолько боитесь воды? Ну же, посмотрите на меня и скажите прямо!
– Боюсь, сударь, – решительно призналась я, встретившись с авантюристом глазами. Он усмехнулся и смерил меня таким внимательным взглядом, как будто сейчас увидел в первый раз в жизни, и этот взгляд, голодный, как у вампира, алчный и повелительный, заставил меня поёжиться и отступить на шаг. Вернее, попытаться, потому что позади меня была кабинка, и я едва не упала в море, потеряв равновесие. Дрон Перте придержал меня за талию.
– Уберите руки, сударь! – потребовала я. – Как вам не стыдно!
– Мне очень стыдно, Ивона, – с готовностью признал сын синдика, увлекая меня на следующую ступеньку. Вода оказалась чуть прохладной, и заставляла меня то и дело отдёргивать ноги, вызывая этой пляской усмешку авантюриста. – Если бы я сейчас не вмешался, вам пришлось бы научиться плавать немедля, а так вы простоите тут до самого вечера.
– Не собираюсь стоять тут до самого вечера, сударь, – с достоинством ответила я, вызвав на лице авантюриста ещё одну улыбку. – Позовите служанку, я хочу немедля одеться и ехать домой! Сыта по горло вашим купанием!
– Ах, вот как, – засмеялся авантюрист и резко дёрнул меня на себя. Разумеется, я немедля упала ему на грудь, и забилась, как рыба, пойманная на крючок. – Тш-ш-ш, Ивона, всё хорошо...
Негодяй сделал несколько шагов назад и снова погрузился под воду, на этот раз вместе со мной. Я забилась ещё сильнее и в страхе уцепилась за его плечи, от волнения не обратив внимания на то, что впервые в жизни прикасаюсь к обнажённой коже постороннего мужчины. Вода была со всех сторон, поднимаясь до самого подбородка, и я вытягивала шею, опасаясь захлебнуться.
– Ивона, прошу вас, – несколько принуждённо проговорил сын синдика. – Вы задушите меня и утопите нас обоих в паре ярдов от берега!
– Уберите... – совершенно нелогично выдохнула я, и не думая ослаблять хватку. – Немедленно уберите! Я не хочу!..
– Ивона! – Негодяй встряхнул меня как котёнка и силой разжал мои руки. – Успокойтесь вы, наконец! Вот, смотрите, я вас держу, и вода вас держит, и вы вовсе не тонете, и не можете утонуть, в этом месте едва мне по грудь будет. Расслабьтесь и прекратите брыкаться.
– Отпустите меня немедленно! – потребовала я, едва убедившись в правильности слов авантюриста. – Как вам не стыдно?
– Вы не боитесь утонуть, если я вас сейчас отпущу? – скептически уточнил сын синдика и рук не разжал.